|
ТЕНДЕНЦИИ В ОТНОШЕНИИ К ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА В ОБЛАСТИ ПСИХИЧЕСКОГО ЗДОРОВЬЯ
ПЕРВЫЙ ПРОЦЕСС ПО НЕДОБРОВОЛЬНОЙ ГОСПИТАЛИЗАЦИИ В РОССИИ В ЕВРОПЕЙСКОМ СУДЕ И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА РОССИЙСКОЕ ПРАВОСУДИЕ
СОБЛЮДЕНИЕ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА ПРИ ПРОВЕДЕНИИ ПРИНУДИТЕЛЬНОГО ЛЕЧЕНИЯ
ПРАВА ЛИЦ С ЗАВИСИМОСТЬЮ ОТ ПСИХОАКТИВНЫХ ВЕЩЕСТВ
ОСОБЕННОСТИ ПРАВОВОГО СТАТУСА ДЕТЕЙ С ПСИХИЧЕСКИМИ РАССТРОЙСТВАМИ В РОССИЙСКОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ
ПРОБЛЕМЫ СОБЛЮДЕНИЯ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА В ПСИХОНЕВРОЛОГИЧЕСКИХ ИНТЕРНАТАХ И ДЕТСКИХ ДОМАХ-ИНТЕРНАТАХ
|
Б. Н. Алмазов, д. пед. н, к. м. н., профессор Уральской юридической академии, председатель Российской ассоциации педагогической реабилитации детей и подростков
Приступая к изложению заявленной темы, мы вынуждены сделать оговорку, необходимую чисто стилистически. А именно, напомнить, что в нашей стране строительство правового поля и социального пространства в движении к демократической модели общества идет разными темпами. Идеи законодателя, реализуемые привычными способами, доходят до общества в измененном виде. Поэтому, акцентируя внимание на правовых аспектах, мы время от времени будем отвлекаться на комментарии с позиций социальной реальности.
1. К истории вопроса
В дореволюционной (до 1917) России, как и в Европе тех лет, психиатрическая помощь детям регламентировалась общими правилами здравоохранения, пока усилиями передовой врачебной общественности (В. М. Бехтерев, П. П. Кащенко, Г. И. Россолимо и др.) теоретически и организационно не были обоснованы три главные направления работы: лечение больных, обучение умственно отсталых, воспитание дефективных (как тогда называли психически аномальных). С тех пор по ним осуществляется расстановка сил и научных интересов детских психиатров.
Советский период тотального планирования бесплатной медицины и социального обеспечения внес свою лепту в реализацию гуманистических идей и придал развитию детской психоневрологии известную специфику.
В лечебной деятельности возникла проблема психиатрического учета из-за норм нагрузки на врача — главного и непререкаемого приоритета плановой медицины. Дело в том, что число больных детей, имея в виду долю детского населения в популяции и уровень болезненности в этом возрасте, на врачебном участке в несколько раз меньше, чем у «взрослого» психиатра, а это значит, что детский психоневролог должен был получить привилегии в стандартах оплаты труда. Такого покушения на идею равенства по-бюрократически советская система не могла допустить в принципе. Она установила норму нагрузки 600—700 детей на участкового врача, и тому пришлось искать выход из создавшегося положения.
Дополнительно к тем 100—150 детям, которых родители приводили на лечение в порядке обращаемости, пришлось приписывать контингент вспомогательных школ, где ученики во врачебной помощи не нуждались, но для отчетных данных по диагнозу подходили. Детские психиатры активно включились в работу медико-педагогических комиссий, и постепенно между ними и учителями сложился некий альянс, в рамках которого согласованная диагностика обеспечивала плавный рост заявок на количество мест в образовательных учреждениях вспомогательного профиля.
Из опыта работы Российской ассоциации педагогической реабилитации детей и подростков.
В одном из городов России с 30-тысячным населением медико-педагогическая комиссия ежегодно диагностировала у первоклассников более 30 случаев олигофрении. Когда же за дело взялись психологи, и от учителей потребовали достаточные и достоверные доказательства неспособности к обучению в их обычных классах, число умственно отсталых сократилось до 10—15 в год.
Расширительная диагностика олигофрении, явно не совпадающая с жизненным опытом населения, привела к тому, что факту обучения во вспомогательное школе перестали придавать значение. Умственно отсталых начали призывать на военную службу в нестроевые части, а статистика подтверждала, что не менее 60% носителей диагноза «дебильность» не испытывали существенных проблем социальной адаптации .
Естественно, настало время, когда психиатрическая диспансеризация отстающих в учебе возмутила общественное мнение, и детским психиатрам пришлось перестроиться на работу с трудновоспитуемыми детьми. К тому же в 80-е гг. изменилась политика государства по отношению к подрастающему поколению.
При советской власти школа не завершала воспитательного процесса, так как ее преемниками были мощные и дорогостоящие институты формирования личности: профессионально-техническое училище и армейский коллектив. Никто всерьез не собирался вводить в дело многомиллионные армии юношей или обеспечивать работой миллионы станочников ежегодно. Главная задача, и это не скрывалось, состояла в воспитании человека коммунистической формации. Ее решали упорно, последовательно и довольно успешно. Однако ресурсы иссякли, и государство вынуждено было свернуть профессиональное обучение до объемов, необходимых производству, а армию переориентировать на решение боевых задач. На обочине воспитательного пространства оказалось много юношей и девушек, для которых школа стала последней инстанцией общественного воспитания. Над системой образования нависла угроза работы с трудновоспитуемыми детьми, требующей серьезных навыков реабилитационной педагогики. И хотя поначалу руководство системы образования пыталось ускользнуть от наваливающейся ответственности с помощью деклараций вроде «школа воспитывать не обязана», «забаррикадироваться» в своих стенах не удалось и пришлось искать партнеров, в число которых попали и детские психиатры.
Здесь необходимо вспомнить, что сотрудничество врачей с учителями уже приносило весьма сомнительные плоды, когда после пролетарской революции под влиянием иллюзий, что система может действовать в интересах общества, социальной поддержкой «дефективных» занимались три наркомата: просвещения, здравоохранения и юстиции. Педология была отраслью науки, обещавшей гуманное решение проблем аномального детства. Однако не прошло и десяти лет, как правительство запретило любые формы педологической деятельности «в связи с допущенными злоупотреблениями». Возрождение интереса к психической средовой адаптации детей и подростков с психическими отклонениями началось с науки, когда работами О. В. Кербикова, А. Е. Личко, Г. К. Ушакова и др. была подготовлена теоретическая база нового этапа педагогической патопсихологии. И вновь, как полвека назад, практика внесла свои коррективы.
Психиатр оказался перед дилеммой: менять стиль работы, учиться педагогике и идти в образовательное учреждение, где пациент не исчезает из поля зрения после консультации, либо оставаться в кабинете, ограничиваясь медицинским заключением, результатами которого учителя будут пользоваться по собственному усмотрению. Второй способ пополнения диспансерной группы был проще для психиатров и предпочтительней для учителей, которые не приветствуют вмешательство в свою работу специалистов другого профиля.
Как ни прискорбно, но приходится констатировать, что психиатры не только открыли специализированные кабинеты и отделения в больницах, куда педагоги, а следом за ними военкоматы и милиция, стали направлять тех, кто плохо себя ведет, но и обосновали такую практику концептуально.
Под школьной дезадаптацией мы понимаем несоответствие статуса ребенка условиям и требованиям школьного обучения.
Выбор реабилитационного подхода состоит не в усовершенствовании режимно-охранительных мер, а в том, чтобы создать систему терапевтической реабилитации детей с проблемами школьной адаптации.
Почему дезадаптированные дети являются группой риска по факту криминальной активности? Причина кроется в особенностях психопатологической картины психического недостатка. Это… личностная незрелость, несформированность в выборе целей и приоритетов, повышенная агрессивность.
Из доклада Н. В. Вострокнутова,
руководителя отдела социальной психиатрии
детей и подростков Государственного научного центра
социальной и судебной психиатрии им. Сербского
Такое видение проблемы, когда охрана понимается не как защита, а как что-то вроде конвоя, а нестыковка с требованиями школы, переживающей жесточайший методологический кризис, как психопатология, —наша ментальность, с которой нельзя не считаться, оценивая правовое поле социальной поддержки детей с психическими расстройствами, аномалиями и недостатками.
2. Реформаторские намерения законодателя
Многолетняя привычка распоряжаться народным достоянием по собственному усмотрению сформировали специфичную лексику управления и теперь, когда государство сокращает территорию контролируемого социального пространства, полагаясь на механизмы общественного самоуправления, иллюзии прежнего могущества сквозят в языке законодателя. Запретительный тон при отсутствии реальных исполнителей сочетается с разрешением гражданам позаботиться о себе за собственный счет, что придает нормативным формулировкам своеобразную иррациональность.
Несовершеннолетние с недостатками физического и психического развития… могут содержаться в учреждениях социальной защиты за счет благотворительных фондов, а также за счет родителей или лиц, их заменяющих.
из «Основ законодательства Российской Федерации по охране здоровья граждан»
Если к сказанному прибавить, что нарождающееся муниципальное право пока что ищет пропорции между ролями независимого распорядителя на своей территории и просителя средств и разрешений у вышестоящего начальства, при знакомстве с нынешним законодательством бывает трудно понять, кто и за что отвечает от лица государства, когда социально неприспособленным людям (и детям) нужно надеяться на местное начальство, а в каких случаях кроме семьи и общества им никто не собирается помогать.
Нечеткость формулировок в сочетании с неразберихой ведет к тому, что законодатель зачастую удовлетворяется аутистическим исполнением желаний вместо четких представлений о ближайших и отдаленных задачах социальной политики.
О центральной идее реформы
Основополагающей идеей, определяющей контуры строящегося правового поля, безусловно, является переход от государственного содержания структуры по оказанию социальной помощи, воспользоваться услугами которой могут лишь те, кому досталось место в очереди, к «именному государственному обязательству» в отношении конкретного человека, защищенному правом обращения в суд при отказе исполнительной власти его исполнить.
Это означает ломку глубоко укоренившихся традиций. Ведь в таких обстоятельствах системе нужно приноравливаться к обществу и вполне может оказаться, что в ней больше сотрудников, чем требуется (интернаты и детские дома поначалу весьма болезненно отреагировали на отток детей в приемные семьи, успокоившись лишь тогда, когда поняли, что семья в широком смысле слова им еще не конкурент). Система централизованного распределения вообще развивается только в плане расширения и никогда не сокращается по собственной инициативе. Так что, исходя из здравого смысла, следовало ожидать появления некой инстанции, наделенной полномочиями предоставлять человеку право на «именное государственное обязательство» по социальной поддержке и определять ее объем и содержание. И далее, следуя нормальной логике, отнести деятельность этой комиссии к компетенции законодательной власти, которая устанавливает долю бюджета, направляемого на социальные нужды, и призвана указывать власти исполнительной, кому и сколько из бюджета отпускать. А суду поручить защищать граждан от возможного злоупотребления их правами.
Здесь нелишне напомнить, что социальное право до последних лет считалось в нашей стране буржуазным пережитком, недостойным советского человека, да и сейчас вместо основ законодательства действует некое «право социального обеспечения».
Направления законодательной мысли
С учетом сказанного выше мы проследим развитие основной идеи по тем видам деятельности, где право детей с психическими расстройствами реально охраняется.
В медицине освидетельствование, взятие на диспансерный учет, помещение в стационар регламентируется законом Российской Федерации «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании», где указано, что до 15-летнего возраста за ребенка принимают решение родители или лица, их заменяющие. При возникновении конфликта между ними по вопросу необходимости психиатрического вмешательства, решение может быть принято органом опеки и попечительства или судом в порядке, установленном Семейным кодексом для разрешения конфликтов по вопросам воспитания детей. Для медицинского учреждения согласия между родителями не требуется, и условием оказания помощи является обращение одного из них.
При помещении ребенка в психиатрический стационар кроме просьбы родителей или их согласия, ребенка надлежит освидетельствовать комиссией врачей, которая обязана подтвердить необходимость лечения в больнице (ст. 31 Закона о психиатрической помощи). При помещении ребенка в учреждение социального обеспечения родители сохраняют право действовать по собственной инициативе до достижения ребенком 18-летнего возраста.
Психиатрическая помощь детям оказывается бесплатно. Она финансируется из фондов здравоохранения и медицинского страхования.
В работе с тяжело больными детьми превалирует установка отойти от призрения и инвалидизации к восстановлению жизненной активности и социальной адаптации. Среди взрослых она реализуется поощрением взаимопомощи, созданием лечебно-производственных предприятий, квотированием рабочих мест, организацией комплексного обслуживания больных с включением в бригаду, наряду с врачом, психолога и социального работника. В какой-то мере такая тенденция распространяется и на несовершеннолетних подросткового возраста.
Больше всего проблем в сфере обучения и воспитания. Здесь акцент делается не на привлечении педагогов в лечебные учреждения, хотя и такой вариант предусмотрен ст. 12 Закона «Об образовании лиц с ограниченными возможностями здоровья», а на включение врачей в деятельность педагогов, социальных работников и партнеров по работе с подрастающим поколением. Естественно, при этом возникает много чисто технических и процедурных вопросов: о квалификации врача, его нормах нагрузки, возможностях профессионального роста, обеспечении средствами для лечения и профилактики и т. п. Пока они законодательно не утверждаются, а отдаются в разработку правительству. Законодательство лишь подтверждает желательность такого направления деятельности.
Педагогические, медицинские, социальные работники, … которые несут ответственность за работу по воспитанию, образованию, охране здоровья, социальной защите ребенка … могут участвовать в мероприятиях по обеспечению защиты прав и законных интересов ребенка в органах здравоохранения, труда и социального развития, правоохранительных и других органах, занимающихся защитой прав ребенка.
Ст. 7 Закона «Об основных гарантиях прав ребенка в Российской федерации»
Со своей стороны, правительство, утверждая положения об учреждениях реабилитационного характера, действующих в системе Министерства образования и Министерства социальной защиты населения, санкционирует привлечение врачей к деятельности этих учреждений, но без подробностей и уточнений.
В зависимости от содержания и основных направлений деятельности в штате учреждения могут предусматриваться должности… врачей-специалистов, медицинской сестры и других.
Ст. 27 Типового положения об образовательном учреждении для детей, нуждающихся в психолого-педагогической и медико-социальной помощи.
Медицинские работники центра, непосредственно занятые социально-медицинским обслуживанием, пользуются льготами, установленными для медицинских работников государственных учреждений здравоохранения.
Ст. 17 Примерного положения о социально-реабилитационном центре для несовершеннолетних
Органы здравоохранения не препятствуют другим ведомствам привлекать врачей в свой штат, но и не торопятся создавать для руководства этой уже немалой когортой специалистов систему профессиональной подготовки, методического руководства, организационной поддержки. И, хотя доля медицины в «именных государственных обязательствах» еще довольно расплывчата, процесс взаимопроникновения врачей в образовательное пространство и педагогов в социально-медицинское размывает границы прежнего межведомственного соперничества, так что дети имеют реальную надежду на помощь при возникновении проблем средовой адаптации на почве психической недостаточности.
В образовании стержневым понятием является «специальный подход», провозглашенный законом «Об образовании» и закрепленный законом «Об образовании лиц с ограниченными возможностями здоровья», принятый, как сказано в преамбуле последнего, «в целях создания законодательной базы для удовлетворения потребностей лиц с ограниченными возможностями здоровья в получении образования, адаптации и интеграции в общество».
Согласно этим законам, законодатель стремится уйти от принципа комплектования образовательных учреждений специализированного типа по признаку схожего дефекта к «совместному обучению лиц с ограниченными возможностями здоровья и лиц, не имеющих таких ограничений», посредством создания специальных условий, право на которые закрепляется в «именном государственном обязательстве», «устанавливающем обязанности органов государственной власти Российской Федерации или ее субъекта осуществлять в соответствии с нормативами финансирование образования лиц с ограниченными возможностями здоровья при обучении их в образовательных учреждениях всех типов и видов независимо от форм освоения образовательных программ».
Родителям остается обратиться в инстанцию, которая выдает соответствующие предписания, пройти обследование ребенка и отнести «обязательство» в ту муниципальную школу, которая работает на территории их проживания. При возникновении конфликтов суд готов подтвердить соответствующие обязанности властей.
Но, во-первых, статус распределителя «обязательств», т. е. психолого-медико-педагогической комиссии не очень ясен. Она «создается из расчета в среднем одна комиссия на 10 000 детского населения (около 50—60 тыс. популяции — Б. А.), но не менее, чем одна на территории каждого субъекта Российской Федерации» (примерно 1—8 млн чел.). «Порядок создания и типовые положения о психолого-медико-педагогических комиссиях устанавливаются Правительством Российской Федерации». Другими словами, законодатель не намерен вмешиваться в процедуру выдачи «именных государственных обязательств», полагаясь на правительство, которое, следуя букве закона, «обязано их осуществлять». Недаром в тексте закона употребляется возвратный глагол «создается» без указания как это делается. Возвратные глаголы в законе — вообще сомнительная вещь, они означают, что депутаты плохо представляют себе правовую основу вводимого понятия и полагаются на его уточнение по мере накопления судебной практики.
Во-вторых, «финансирование образовательных учреждений, в которых обучаются лица с ограниченными возможностями здоровья, осуществляется учредителем, а также (подчеркнуто мною. — Б. А.) за счет средств федерального бюджета или субъекта Российской Федерации». Такая ссылка к учредителю, т. е. муниципалитету, вводит в заблуждение любого администратора, который должен точно знать, будет ли казна оплачивать расходы по «именному государственному обязательству» или ему нужно рассчитывать только на себя, поскольку доля других источников финансирования может оказаться чисто символической.
В-третьих, «надзор за исполнением законодательства о специальном образовании осуществляют органы прокуратуры», что вроде бы логично, так как надзор за соблюдением законов входит в прямые обязанности прокуратуры, но поскольку порядок обращения в суд не определен (в общем порядке, при посредстве органов опеки и попечительства, с участием комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав и т. п.), остаются сомнения, могут ли дети с психическими отклонениями надеяться на судебную защиту своих интересов.
Как видим, закон пока далек от жизни. Он обозначает безусловно прогрессивные намерения, но их воплощение еще некоторое время будет всецело зависеть от инициативы на местах, где работает привычная схема: для олигофренов — вспомогательная школа; для детей с задержками психического развития — коррекционные классы; для психически неустойчивых — образовательные учреждения с психолого-педагогической и медико-социальной помощью. Способы комплектования основаны на согласии родителей и рекомендации административной комиссии при наличии мест в конкретном учреждении.
В социальной работе говорить о какой-либо основополагающей идее не приходится. Государство просто реагирует на кризисную ситуацию по мере возможности, отложив далеко идущие намерения на более или менее отдаленное будущее.
Сравнительно проще складывается ситуация в социальном обеспечении инвалидов с детства. Там функционирует отлаженная структура учреждений, нацеленных на призрение тех, кто не имеет возможности жить в семье. Это дома инвалидов и больницы для тяжелобольных, а также интернаты, где лечение или коррекция сочетаются с обучением. Родители или лица, их заменяющие, когда ребенок содержится в семье, получают льготы на одного из взрослых, облегчающие уход и воспитание инвалида. Люди, работающие в данной сфере, стремятся по возможности адаптировать ребенка к жизни в обществе с учетом сохранившихся способностей, но их усилия выражают, скорее гражданскую позицию, нежели правовую установку. Во всяком случае, средства на их инициативы поступают, главным образом, от благотворительных фондов и общественных организаций.
Гораздо больше проблем у детей, чьи психические отклонения не требуют лечения или содержания в специализированном учреждении, а трансформируются в расстройства социальной адаптации с отклонениями в поведении. В свое время Э. Крепелин заметил, что умственно отсталые люди, лишившись по тем или иным причинам поддержки семьи, «неизбежно оказываются между проезжей дорогой, работным домом и тюрьмой». XX век к такой перспективе добавил и психически неустойчивых, которые, по словам Э. Фромма, склонны бежать от свободы на обочину жизни в самые примитивные обстоятельства. И если в нашей стране пресловутый казарменный социализм, давая каждому право на пропитание с условием трудиться под угрозой уголовного наказания, удерживал социальную адаптацию психически неполноценных людей в более или менее приемлемых рамках, сейчас ситуация изменилась. Социальное отчуждение начинается в непозволительно раннем возрасте и ведет к маргинализации задолго до того, как человек оказывается способен на свободный выбор социальной позиции.
Кризис идеи состоит в том, что государство, провозглашая непривычные для народа и себя лозунги «каждый сам за себя, один Бог за всех», «свобода это конкуренция», «школа воспитывать не обязана» и т. п., не может поступить с обществом как с «колодником, вытолкнутым в степь». Оно хотело бы сбросить на плечи семьи и общества социальные заботы, но вынуждено реально оценивать их возможности и сохранять некоторые устаревшие институты социальной поддержки вопреки взятому курсу на преобразование уклада жизни. К рассматриваемой нами теме имеют прямое отношение три направления усилий.
Первое — защита права ребенка на воспитание в семье, если он по тем или иным причинам лишился родительского попечения. До недавнего времени сирот воспитывало, главным образом, государство, позволяя семье, если она хотела взять чужого ребенка, только опекунство до совершеннолетия или усыновление с предоставлением ребенку прав кровного родственника. Естественно, столь серьезный шаг сопровождался и ощутимыми ограничениями. В частности, наличие психических расстройств у ребенка исключало возможность покинуть стены казенного дома. Современный Семейный кодекс ввел понятие «приемная семья», куда можно отдавать ребенка на время по договору, заключаемому с органом местного самоуправления. И хотя здесь тоже имеются известные ограничения по здоровью, они гораздо меньше, что позволяет детям с психическими отклонениями надеяться на улучшение своей судьбы (о сопротивлении системы государственного призрения возможности ее растворения в институте семьи мы уже говорили выше, когда обсуждали перспективы реформаторских намерений в целом).
Второе — борьба с беспризорностью методами социальной поддержки, когда, образно говоря, требуется неотложная социальная помощь, способная удержать ребенка в стенах приюта на то время, пока не будут решены вопросы передачи его в семью или интернат.
Само по себе появление приютов в структуре государственных учреждений было явлением необычным, так как формы их работы свойственны благотворительным организациям, но таковых в нашей стране не имелось и государству пришлось заниматься филантропией. Реакция на их создание была абсолютно прогнозируемой. Школа и семья восприняли их как возможность избавиться от забот по воспитанию трудных детей с пресловутым «дефицитом привязанностей». И хотя Семейный кодекс (ст. 122, 123) в категоричной форме требовал предпринимать все меры для устройства ребенка в семью в кратчайшие сроки, угрожая ответственностью руководителям реабилитационных учреждений, приюты остаются в роли тех, за чью спину можно спрятаться нерадивым взрослым, не желающим заниматься кропотливой работой по социализации «трудных» детей. Сегодня приюты являются пунктом скорой помощи, где ребенок находится, порой, несколько месяцев, и никто не занимается его реабилитацией.
Закон «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних» обозначил намерение рационально распределить ответственность за социальную поддержку тех, кто остался без надзора и родительского попечения. Однако часто в правоприменительной практике рекомендательный тон законодателя истолковывается как возможность уклоняться от участия в общем деле. В результате механизмы социального принуждения к беспризорным с использованием специализированных воспитательных учреждений работают более или менее стабильно, тогда как социальная поддержка остается на уровне самых примитивных способов благотворительности от имени государства. Будем надеяться, что через некоторое время общество будет в состоянии взять на себя приютское дело, и тогда беспризорники с психическими отклонениями смогут рассчитывать на разностороннюю помощь. Пока же им остается мириться с тем, что есть.
Третье — вернуть в школы неконкурентоспособных прогульщиков из числа подростков, которых не устраивает роль «неприветствуемого системой».
Таких детей довольно много, и сегодня их направляют в специализированные учебные учреждения, прежде всего в интернаты для детей с психическими отклонениями. Между тем они нуждаются в реабилитационной педагогике, опирающейся на сильные стороны индивидуальности в ущерб нормативным требованиям всестороннего развития. Здесь нужны серьезные усилия для достижения скромных результатов и посредственных оценок, что современной системе образования с ее установками на «государственный заказ» и «предоставление услуг» просто неинтересно. И вроде бы сам собой напрашивается вывод, что работать с такими детьми должны специалисты, которые не забывают о своих выпускниках тотчас после завершения учебы, а обязаны интегрировать молодого человека в жизнь, предупредить его маргинализацию, удержать от разочарований в себе и обществе. Т. е. органы социальной защиты населения, принадлежащие муниципалитетам. Однако этого не происходит. Существующие структуры находится в руках органов образования. Возникает своеобразная коллизия, когда требования закона адресованы тем, кто хотел бы уклониться от них (система образования), а не тем, кто в них заинтересован (система социальной защиты населения).
Решение проблемы должно быть, по логике законодателя, в руках муниципалитета, который призван направлять средства туда, где они нужнее, но на сегодняшний день такие задачи ему не по силам. Глава администрации и мэр по большей части лишь предоставляют территорию для работы учреждений федерального и регионального подчинения, но не руководят их работой. И хотя в этом направлении заметен прогресс, образовательные учреждения для детей, нуждающихся в психолого-педагогической и медико-социальной помощи в связи с недостаточной восприимчивостью к традиционным методам обучения и воспитания, остаются в системе образования.
* * *
В полицейской работе нужно считаться с общей доктриной государственного принуждения к нарушителям правил общежития, на фоне которой отдельные прогрессивные намерения обретают более или менее конкретные очертания.
Советская исправительно-трудовая система, основанная на коллективном массовом принудительном труде, соответствовала поставленным задачам, так как по сути продолжала образ жизни, присущий народу, только в более жестких требованиях. Недаром наказание психически нездоровым, но вменяемым людям назначалось на общих основаниях. И хотя в уголовном кодексе упоминались лечебно-воспитательные учреждения для несовершеннолетних правонарушителей, на практике в них не было необходимости. Более того, изоляция в условия, где труд был средством социальной адаптации, использовалась и по другим видам делинквентного поведения. Наркоманов направляли в лечебно-трудовой профилакторий Министерства внутренних дел, а бродяг и злостных прогульщиков — в специальные профессионально-технические училища закрытого типа.
В новых обстоятельствах, когда образ жизни в социуме и в условиях заключения стали сильно отличаться, государству пришлось от концепции исправления переходить к концепции перевоспитания. Соответственно, индивидуальные отличия, в т. ч. и психопатологические, стали играть важную роль в выборе тактики правоприменения.
Прежде всего нужно отметить, что государство не стало превращать колонии для малолетних преступников в воспитательные лагеря вместо утраченных производственных училищ или нестроевых (строительных) воинских коллективов, хотя органы исполнения наказания явно обозначили намерения взять на себя эту роль для сохранения действующих структур и их возможного расширения. Основная задача перевоспитания была возложена на общество в целом под руководством территориальных инспекций по исполнению наказаний. Это побудило к созданию лечебно-воспитательных учреждений не за колючей проволокой, а непосредственно в социуме. Постановлением правительства Российской Федерации от 25 апреля 1995 г. № 420 «О специальном учебно-воспитательном учреждении для детей и подростков с девиантным поведением» были предусмотрены «специальные общеобразовательные школы для детей и подростков с отклонениями в развитии, совершивших социально опасные деяния» открытого типа в системе Министерства образования. В них следует принимать как несовершеннолетних правонарушителей — по решению суда, так и асоциально ведущих себя детей и подростков — по согласию родителей, подтвержденному заключением административной комиссии. Опыт работы показал, что в такого рода учреждениях социально-медицинская реабилитация и даже поддерживающая терапия имеют первостепенное значение.
Тем самым, милиция (подразделения по делам несовершеннолетних органов внутренних дел) получила реальную возможность социального устройства самой трудной категории детей и подростков — тех, у кого психические недостатки сочетаются, как говорили предки, с «небрежным и развращающим воспитанием, крайним невежеством и бедностью».
* * *
В судебной практике тоже наметились изменения, вызванные намерением выделить ювенальную юстицию в отдельную сферу деятельности. И это понятно, так как объем задач, связанных с профилактикой злонамеренного использования психических недостатков несовершеннолетних, установлением способности ко вменению по факту психического развития, направлением в специализированное лечебно-воспитательное учреждение, защитой права на «именное государственное обязательство», разрешением споров при назначении опеки и усыновлении, давно превысил уровень, на котором судья общей практики не испытывает затруднений в оценке доказательств. Здесь нужны не только специалисты, готовые объяснить суду особенности детской и подростковой психологии и психопатологии, но и подготовленные участники процесса. Фактически они есть: инспектор органа опеки и попечительства, прокурор и инспектор внутренних дел, ответственные за защиту прав несовершеннолетних, администрация учреждений здравоохранения и образования, наделенная правом выступать в интересах своих пациентов и воспитанников. Остается лишь установить нормы производства по делам, отнесенным к компетенции ювенального суда. Скорее всего, это дело вполне обозримого будущего.
3. Защита общих прав ребенка с психическими расстройствами
В изложении мы будем придерживаться Конвенции ООН о правах ребенка, ратифицированной Верховным Советом СССР 13 июня 1990 г., предпосылая каждому разделу цитату из ее текста с указанием статьи.
Право на жизнь и здоровье «Государства-участники обеспечивают в максимально возможной степени выживание и здоровое развитие ребенка» (ст. 6).
Факт психического расстройства, диагносцированный в соответствии с национальной классификацией заболеваний, дает право на получение медицинской помощи бесплатно в полном объеме. За ней до 15-летнего возраста обращаются родители, а позже подросток вправе самостоятельно регулировать свое отношения с органами и учреждениями здравоохранения. За детей-олигофренов родители или лица, их заменяющие, принимают решение до 18-летнего возраста.
Право на социальное обеспечение «Государства-участники признают за каждым ребенком право пользоваться благами социального обеспечения» (ст. 26).
Дети-инвалиды по психическому заболеванию могут быть помещены в учреждения социального обеспечения на полное государственное обеспечение. Умственно отсталые обучаются в интернатах вспомогательных образовательных учреждений. В тех случаях, когда семья воспитывает ребенка-инвалида дома, один из родителей получает льготы, компенсирующие затраты на его воспитание и содержание.
Право на надлежащее воспитание «Государства-участники обеспечивают, чтобы ребенок не разлучался со своими родителями» (ст. 9).
Право ребенка на воспитание в семье особо оберегается Семейным кодексом Российской Федерации. Для детей с психическими расстройствами не установлено каких-либо особых предписаний, но в тех случаях, когда родители тяготятся совместным проживанием с психически больным ребенком, за ними остается право обратиться к государству с просьбой о помещении его в учреждение социального обеспечения.
«Ребенок, который временно или постоянно лишен своего семейного окружения… имеет право на особую защиту и помощь, предоставляемые государством» (ст. 20).
Детские учреждения для социальных сирот в нашей стране имеют давние и устойчивые традиции. В них предусмотрены социально-медицинские способы реабилитации особенно в приютах, оказывающих временную помощь и содержащих ребенка до его устройства в семью или интернат. Для детей с психическими расстройствами специальных учреждений социальной реабилитации не предусмотрено.
«Государства-участники признают право каждого ребенка, который, как считается, нарушил уголовное законодательство … на такое обращение, которое способствует развитию у него чувства достоинства и значимости…» (ст. 40).
Для несовершеннолетних с психическими расстройствами, совершивших правонарушение, не предусмотрены какие-либо специализированные учреждения, но лечебно-воспитательный стиль обращения все активнее внедряется в практику работы реабилитационных центров открытого типа.
Право на образование «Государства-участники признают право ребенка на образование» (ст. 28, 29, 30).
Способность к обучению, зависящая от природы, диктует необходимость разных вариантов (специальных подходов) образования. Для олигофренов существует дефектологическая служба и своя программа социализации. Педагогическая реабилитация тех, кто затрудняется в усвоении традиционных методов обучения и воспитания, еще не обрела своей доктрины. Среди педагогов доминирует стремление сводить таких детей в коллективы по признаку схожего дефекта и облегчать программу обучения. Законодатель принял установку на их интеграцию в естественную школьную среду. На сегодняшний день еще не ясно, какая тенденция возобладает.
Право на труд «Государства-участники признают право ребенка на защиту от экономической эксплуатации и от выполнения любой работы, которая может… наносить ущерб здоровью и физическому, умственному, духовному, моральному и социальному развитию» (ст. 32).
К сожалению, в нашей стране на текущий момент стихийное участие несовершеннолетних в нерегулируемых трудовых отношениях затрагивает наименее защищенные слои населения. Выпускники вспомогательных школ и учреждений для детей с задержками психического развития не имеют гарантий социального устройства. Работодатели не обязаны выполнять какие-либо обязательства по социальной адаптации неприспособленных подростков, что делает последних очень вероятными жертвами эксплуатации, поскольку они часто не способны самостоятельно отстаивать свои права в трудовых отношениях.
Право на защиту от насилия «Государства-участники принимают все необходимые законодательные, административные, социальные и просветительные меры с целью защиты ребенка от всех форм физического или психического насилия, отсутствия заботы или небрежного обращения» (ст. 19).
Психически неполноценные дети и подростки чаще их нормально развивающихся сверстников становятся жертвами небрежного обращения в неблагополучных семьях, отторжения в организованных коллективах и неблагоприятных социальных воздействий. Однако факт их беспомощности и беззащитности учитывается лишь уголовным законодательством как обстоятельство, отягчающее наказание преступника В других случаях ущемления интересов они не имеют специальной правовой защиты.
Право на защиту от незаконного употребления наркотических средств, психотропных веществ
«Государства-участники принимают все необходимые меры, включая законодательные… с тем, чтобы защитить детей от незаконного употребления наркотических средств и психотропных веществ» (ст. 19).
Дети наркоманы и токсикоманы являются пациентами наркологической службы системы здравоохранения, в обязанности которой входит не только оказание медицинской помощи, но «выявление, постановка на учет, мониторинг», т. е. функции социальной профилактики. Вместе с тем, уголовное и административное законодательство карают любые формы вовлечения несовершеннолетних в употребление психоактивных веществ или деятельность, связанную с их незаконным оборотом.
* * *
Даже столь лаконичный перечень основных прав ребенка показывает, что дети с психическими расстройствами, будучи изначально хуже адаптированы к условиям жизни, защищены не всесторонне. По сути, они обладают более или менее определенной правосубъектностью лишь в тех случаях, когда подлежат некому отчуждению от социума.
Социальная поддержка в обычных обстоятельствах, когда ребенок и его родители испытывают затруднения в реализации своих прав и свобод, законом не регламентируются. Сострадание к обделенным природой остается в сфере этики и морали. И это правильно.
Другое дело, когда нужно вмешиваться в обыденные отношения людей, где роль психического недостатка, во-первых, недостаточно очевидна, а во-вторых, завуалирована, как говорили предки «сумасбродным поведением». Действительно, было бы глупо жаловаться в суд на то, что сверстники насмехаются над твоим беспокойным и несообразительным ребенком или учителя не хотят замечать его присутствия в классе, хотя для психологии несовершеннолетнего эти раны могут значить больше, чем посягательства на личные права взрослого человека, зафиксированные в законе. Регулировать правовыми механизмами воспитание не только сложно, но и нецелесообразно. Педагогика основана на доверии. Так что законодатель ограничивается тем, что создает условия, остальное принадлежит культуре и цивилизации, об уровне развития которых, как известно, можно судить по отношению людей к своим и чужим психическим недостаткам.
4. Специальная правосубъектность несовершеннолетних по факту психического расстройства или отклонения
«Право на особую заботу… о которой подана просьба лицами, обеспечивающими заботу о ребенке… имеет целью обеспечение неполноценному ребенку эффективного доступа к услугам в области образования, профессиональной подготовки, медицинского обслуживания, восстановления здоровья, подготовки к трудовой деятельности и доступа к средствам отдыха таким образом, который приводит к наиболее полному вовлечению ребенка в социальную жизнь и достижению развития его личности» (ст. 23).
Суть этого положения конвенции можно уложить в упрощенную формулу: просящим при наличии должных оснований нужно выделять средства из бюджета. Такой подход не вызывает сомнений в смысле гуманистических начал, но применительно к психопатологии нуждается в некоторых уточнениях.
Во-первых, психические расстройства далеко не всегда осознаются родителями как повод для обращения за помощью, так что психиатрическая помощь должна быть в известной мере активной. Во-вторых, не каждый хочет, чтобы его ребенка считали психически неполноценным, так что психиатрическая помощь должна быть не тягостной. В-третьих, к состраданию государства родители обращаются зачастую тогда, когда к тому вынуждают заметные расстройства адаптации ребенка, а не заранее, если бы психиатрическая помощь была превентивной. В-четвертых, давление среды на неполноценного ребенка вместо заботы о нем не является предметом наказания со стороны государства.
Тем самым «особая забота» больше зависит от административного управления, чем от правовой защиты, на долю которой приходится лишь устанавливать некие контуры, внутри которых государству приходится принимать решения в пользу психически неполноценных людей.
Меры против дискриминации в образовании
Законодательство о защите прав детей категорически запретило любые предварительные испытания психических возможностей ребенка при поступлении в муниципальную школу на территории ее обслуживания. Исключение сделано лишь для образовательных учреждений, выполняющих государственный заказ на обучение одаренных детей. Это вынуждает администрацию школ искать приемлемые для родителей варианты «специальных подходов», которые не разрушали бы взаимодействия ребенка с коллективом, обеспечивали интеграцию в социальную среду, а органы образования — формировать инфраструктуру районов с учетом потребностей населения, а не интересов самой школы.
Обязательное участие врача в работе реабилитационного центра
Типовые положения о реабилитационных центрах для детей и подростков в системе образования, социальной защиты населения, комитетов по делам молодежи, семьи и детства, утвержденные российским правительством, предусматривают обязательное наличие врача в штатном расписании, что пока не является непременным условием лицензирования, но уже сейчас учитывается при утверждении устава соответствующего учреждения. И хотя прямого указания на профессиональную принадлежность врача нет, логично предположить, что ему обязательно придется заниматься вопросами средовой адаптации детей с психическими расстройствами, поддерживающим лечением и психотерапией.
Освобождение от уголовного наказания по факту психической неполноценности
Уровень психического развития (способность в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность инкриминируемых действий или руководить ими) как показатель вменимости по возрасту, строго говоря, не связан с наличием психических расстройств. Тем не менее установка на субъективный характер вины расширяет доказательную базу защиты в сфере индивидуальных, в т. ч. и психопатологических особенностей личности. Во всяком случае роль психолого-психиатрической экспертизы в ювенальном суде значительно расширяется.
Оформление социальной поддержки в виде «индивидуальной программы реабилитации ребенка»
Необходимость выдавать на руки родителям ребенка «именные государственные обязательства» пока обозначена только на бумаге, но есть все основания считать, что в обозримом будущем это будет прямая обязанность исполнительной власти, а может быть и законодательной. Тем самым дети, нуждающиеся в социальной поддержке, в т. ч. и в связи с психическими расстройствами или отклонениями, будут получать документ, который сам по себе обладает организующей силой. Он задает определенный порядок работы, способ реализации гуманистической установки. Пока что он не детализирован в экономическом плане, но это и не обязательно. Вопросы финансирования будут прояснены позже, когда будет накоплен достаточный опыт работы, а предсказывать сроки внедрения более сложных, чем государственная филантропия, технологий социальной поддержки было бы легкомысленно.
Выводы
Когда меняется уклад жизни общества, права человека соблюдаются настолько, насколько глубоки эти перемены. И больше всего страдают не юридические схемы, которые могут выглядеть вполне фундаментально, а традиции, основанные на этике, от которых больше всего зависит милосердное отношение к социально неприспособленным людям. Вот и в нашей стране гарантии прав детей с психическими расстройствами на социальную защиту и поддержку обнаруживают свою декларативность по мере движения реформ от слов к делу . Можно условно выделить три уровня этого явления.
Первый — социальное обеспечение больных и инвалидов осталось неизменным в правовых формулировках, имеющих многовековые традиции. На деле стало недоставать места всем нуждающимся, особенно из числа тех, кто тяготится содержанием и воспитанием больного ребенка, будучи вынужден зарабатывать на жизнь, но к законодательству как таковому это прямого отношения не имеет.
Второй — административная традиция воплощения коммунистической идеи общественного потребления сопротивляется демократическим устремлениям законодателя. Социально неприспособленные психически неполноценные дети вынуждены ждать, когда муниципалитеты приобретут право реального самоуправления и ликвидируют межведомственную чересполосицу централизованного распределения, при которой ни о каких «именных обязательствах» не может быть и речи.
Третий — переход милосердия в плоскость нравственных обязанностей требует времени, в течение которого дети с психическими недостатками будут испытывать на себе тяжесть равнодушия и оставаться под давлением «небрежения» общественного воспитания. |
